Сообщение
ПАПА » 21 мар 2007, 12:36
Отец, Борис Сергеевич, вспоминал в книге «Три скорости...»:
«...В детстве у сына неважно было с сердцем, и мы в ту пору никаких спортивных надежд с ним не связывали. Но на стадион — я тогда в хоккей с мячом играл — он со мной ходил регулярно. Зима, мороз, раздевалки отапливались плохо — и я, чтобы Валерий не мерз, ставил его на коньки. Так все и началось, и пошло...».
- 58 -
ПУТЬ НАВЕРХ
Взгляд отца. А вот как рассказывал мне об этом сын. Передаю слово Валерию.
«Кататься я начал рано. Первым тренером был отец, Борис Сергеевич, слесарь-испытатель одного из московских заводов. Он возил меня, пятилетнего, с собой на соревнования заводских команд, давал мне, чтобы я не замерз, коньки, которые были настолько велики, что я надевал их на валенки. Потом я попросил клюшку... Отец не опекал меня в те минуты, когда я вставал на коньки: на льду я чувствовал себя уверенно. Ибо катаюсь с тех пор, как себя помню.
Жили мы в деревянном доме, потому я все время был на улице, катался на заснеженных дорогах, отшлифованных проезжими машинами до состояния льда. Поначалу освоил «снегурочки», потом «гаги». /Как" только в нашем дворе появилась хоккейная коробка, я начал играть со старшими ребятами. Они охотно брали меня в свои команды, потому что я катался лучше других маленьких мальчишек.
В ЦСКА я попал во многом благодаря именно этим ребятам, которые, однажды побывав на очередном матче, рассказывали друг другу об искусственном льде,/ врали друг другу с упоением: лед заливают горячей водой, поэтому до льда дотронуться невозможно — обожжешься. Но узнал я и о том, что в ЦСКА периодически происходит запись желающих играть в хоккей, каждый год ведется набор в детскую школу...
Начинал я нехорошо — с обмана. Был я тогда маленького роста, и потому смог выдать себя за 13-летнего: ребят, родившихся в сорок восьмом, уже не принимали. Отец терпеть не может лжи, даже в «тактических» целях, мне врать всегда запрещалось, и потому папа рассказал моим тренерам Виталию Георгиевичу Ерфило-ву и Андрею Васильевичу Старовойтову, что я обманул их, что я с сорок восьмого года.
Думал, меня выгонят, но меня простили, наверное, потому, что обман мой никому вреда принести не успел — за команду сорок девятого года я ни одного официального матча не провел, а за ребят сорок восьмого выступать имел полное право. Меня оставили в команде, и с тех пор я в ЦСКА. Последовательно поднимался из команды в команду — вторая, потом первая команда мальчиков, третья, вторая, первая — юношей.
Медицинскую справку у меня не спрашивали, и я был рад, но боялся, что однажды моя тайна может быть раскрыта: дело в том, что я не мог в ту пору принести справку. В 1956-м я перенес ангину в тяжелой форме, болезнь дала осложнение: ревматизм сердца. Однажды правая нога и левая рука отказались меня слушаться. Я долго был в больнице, три месяца лечился в санатории, и с того времени врач запретил мне подвижные игры и школьные турпоходы. Играя в ЦСКА, я боялся, что меня спросят о медицинской справке.
И спросили.
Справку я взял там, где числился ревматиком. Объяснил врачам, что давно играю в хоккей, что болезнь, видимо, сдалась.
Комиссия врачей изучила дело и признала, что болезнь я переборол.
Был момент, когда я пропускал тренировки. Отец, узнав об этом, сказал: «Если уж взялся за что-то, то нужно заниматься как следует или
отказаться вовсе... Или работай по-настоящему, или я скажу тренеру, что ты не хочешь играть, а ребят подводить не позволю, они на тебя рассчитывают...».
Это правило я запомнил хорошенько: попал в команду — не подводи товарищей.
Впоследствии оно мне во многом помогло в хоккее».
