ДедА52 писал(а):Мы живем, под собою не чуя страны,
О.Мандельштам
Ноябрь 1933
Весь – откровенность, весь – признанья медь
И зоркий слух, не терпящий сурдинки.
На всех, готовых жить и умереть,
Бегут густые хмурые морщинки
Он свесился с трибуны, как с горы.
Бугры голов. Должник сильнее иска.
Могучие глаза решительно добры,
Густая бровь кому-то светит близко.
И я хотел бы стрелкой указать
На твердость рта отца речей упрямых,
Лепное, сложное крутое веко – знать,
Работает из миллиона рамок
И я хочу благодарить холмы,
Что эту кость и эту кисть развили.
Он рос в горах и горечь знал тюрьмы.
Хочу назвать его не Сталин – Джугашвили
О.Мандельштам 1930-1935 г.г.
Однажды, написав свой знаменитый – диссидентский! – стих про горца, Мандельштам стал с выражением читать этого «Горца» везде и всем. Почитал. Арестовали.
«Кто посмел арестовать Мандельштама?» написал на докладной Сталин. После того, как онемевший Пастернак собрата не защитил, Мандельштаму дали бумагу и попросили составить список слушателей. Попросили «стрелкой указать» тех, кто реагировал как-то особенно. Тоже арестовали. Особо опасным слушателем оказался юный Лев Гумилев (спасибо, Осип Эмилиевич), от самых радикальных последствий Гумилева спасла резолюция Сталина «освободить и доложить». И хотя «Горца» принято считать роковым произведением О.Мандельштама, как раз тогда, в 1934 году, все более-менее обошлось.
А именно.
После ареста Мандельштама выслали в Приуралье, в Чердынь, что на Каме. Подумав, разрешили с женой. Еще две недели подумав, разрешили выезжать куда угодно, и Мандельштам, лично ткнув пальчиком в Воронеж, перебирается в Воронеж. Проблем с билетами нет, зато есть какая-то бумажка от «самой влиятельной организации». Покупают билеты, на зависть остальным, в привилегированных кассах.
Едут на пароходе, Осип в тишине читает Пушкина. В Воронеже Мандельштам выступает по радио, а ссыльные, общаясь с Мандельштамом, тщательно подбирают слова и, вообще, стараются говорить меньше. Чуток погодя, дабы оптимизировать процедуру поездок в Ленинград и Москву, Мандельштам переезжает в Калинин. Через год после рокового «Горца» у Мандельштама выступление в ленинградской Капелле. Чтобы восполнить творческую энергию, Мандельштам ездит по путевке на курорт.
Но еще за двадцать лет то того, знаменитый Яков Блюмкин, имевший – хоть и левый эсер, – колоссальный вес в ленинском правительстве, был арестован после кремлевского банкета в связи с доносом (своевременной инициативой) Мандельштама. Мандельштам на том банкете пил мало, налегая на икру и пирожные, Блюмкин же выпил крепко, ну и достал кое-какие документы. Выделывался, говоря языком сегодняшним. А человек Блюмкин был не простой, и документы у него соответствующие. Кстати, расстрельные списки утверждал именно Блюмкин. В общем, на следующий день Феликс Эдмундович тряс руку Осипу Эмилиевичу со скупыми словами благодарности за проявленную бдительность. Арестовать-то Якова арестовали, но, к ужасу мандельштамову, отпустили. Ибо для революции Яков Блюмкин был фигурой знаменательной. Но конфликт с Блюмкиным не стал для Мандельштама роковым. Впоследствии даже произошла встреча суперагента с поэтом, но без последствий. Осип только побледнел, как лебедь, а Яков зло потрогал щетину на щеках и протянул руку уважения. Ведь не всегда Блюмкин с Мандельштамом враждовали: еще до конфликта Яков предлагал Осипу работу в одном учреждавшемся учреждении, которое, по словам Блюмкина, станет очень важным учреждением.
Говоря о беззащитности советских поэтов перед властью, уместно вспомнить один эпизодец из жизни самого беззащитного. Как-то брат Мандельштама набедокурил и был арестован. В самое страшное учреждение Осип пришел без особого страха с ходатайством, предлагал взять Женьку на поруки, под свою ответственность. Ему отказали. Вопрос, впрочем, был решен через пару дней, когда включился Бухарин, но любопытна сама формулировка, с которой Мандельштам получил первоначальный отказ: «Нам неудобно будет Вас арестовать, если Ваш брат совершит новое преступление».
А что тут неудобного – взять да арестовать. Все-таки НКВД.
Из воспоминаний Эммы Герштейн можно узнать о странных предложениях Осипа, от которых Эмма – подруга семьи – отказалась. А предлагал он ей участие в неких перформансах: изображая ужас, она выбегает на улицу с криком «НКВД мучает великого поэта», в то время как Осип изображает сердечный приступ.
О.Ваксель: «Как человек, Мандельштам был слаб и лжив».
А судьба сложная.
То в разгар революции, когда население Петрограда с голодухи да от репрессий сокращается в пять раз, Мандельштам по несколько раз на дню принимает ванны в «Англетере» и в номер ему приносят молоко, то белые офицеры – как-то в Коктебеле – его ставят к стенке. То в литературном пайке от Максима Горького не обнаружит штанов, лишь одинокий пиджак, то снова снимает номер в «Англетере», но уже для встреч с любовницей (жена тогда сильно болела). То в Киеве его арестовывают за спекуляцию яичком, то вдруг, моложавый и трудоспособный, самый печатаемый (после Маяковского), но никогда не работавший и при советской власти книг не издавший, он начинает получать пенсию с уникальной формулировкой «за заслуги в русской литературе». (Пенсию назначил Молотов по ходатайству Бухарина, к которому Мандельштам по-дружески захаживал на чай). А то, из соображений, должно быть, социального равенства, норовит что-нибудь скрасть. Причем, как у посторонних, так и у своих. На зоне же такая хроническая тяга к социальному равенству не оставляет шансов дожить до амнистии. И нет в зоне ни народного комиссара внутренних дел и петроградского главы Зиновьева, с покровительством да ваннами – Григорий Евсеевич к тому времени сам оказался бешеным троцкистом и политической проституткой, – ни Волошина с Кудашевой, с их способностью успокаивать белых офицеров, ни прочего тенниса.
(В теннис – на курорте – Мандельштам играл с Ежовым).
Но после ареста Ежова и Мандельштам отправился во Владивосток. Причины смерти О.Э.Мандельштам историей не установлены.
http://anti-pov.livejournal.com/45286.html
Нда... Удачненький пример с Мандельштамом. Образованщина, такая образованщина...
Этим весельем я с вами и поспешил поделиться. 
